Николай Левашов
Зеркало моей души
Том 1. Хорошо в стране советской жить…
Полная версия книги
Оглавление
- 1. Детские годы. Прошлое моего рода
- 2. Детский сад мы пропускаем
- 3. Мои университеты
- 4. Жизнь – хороший учитель
- 5. Красная Армия всех сильней
- 6. Красная Армия. Окончание
- 7. Чудеса продолжаются
- 8. Не всё так просто
- 9. Через тернии – к звёздам
- 10. Первая встреча с паразитами
- 11. Паразиты. Продолжение
- 12. Третье Обращение к человечеству
- 13. Есть контакт?
- 14. Чем больше узнаю людей…
- 15. Учение – свет
- 16. Что есть реальность?
- 17. Мои пси-игрушки
- 18. Чем дальше в «лес», тем больше «дров»
- 19. Латание дыры
- 20. Жизнь продолжается
|
- 21. Привет, Германия
- 22. Дорога назад в СССР
- 23. Война начинается
- 24. Новые повороты в моей судьбе
- 25. Тайна Светланы
- 26. Преобразования мозга
- 27. Проблемы вертикальной эволюции
- 28. Мои первые архангельские гастроли
- 29. Путь к сцене
- 30. Московские «каникулы»
- 31. Белое братство
- 32. Большой «слоёный пирог»
- 33. Тот, который делает перевёртышей
- 34. «Я другой такой страны не знаю…»
- 35. Чужой Креститель
- 36. Новые атаки паразитов
- 37. Серебряная нить
- 38. Вторые архангельские гастроли
- 39. Московские хлопоты
- 40. Отъезд в США
|
Скачать себе текст книги безплатно (841 кБ) – About.zip
Отправить автору отзыв на эту книгу.
Читать отзывы на книгу.
Глава 28. Мои первые архангельские гастроли
...Но пора возвращаться к самой поездке в славный город русской славы – Архангельск. В Архангельске
меня и мою двоюродную сестру встретил Рассказов-младший, и мы отправились в гостиницу, в которой были
забронированы номера. Для меня был забронирован люкс, и, пройдя обычные в таких случаях процедуры,
каждый отправился обживать свой номер. Я оплатил сам и номера, и билеты, и упоминаю я об этом только
по одной причине – всё это имело весьма неожиданное продолжение, о котором я поведаю по ходу дела.
Утром следующего дня у меня взяла интервью журналистка из местной газеты, в которой поместили рекламу
о моих выступлениях. Засняли также краткое интервью для архангельского телевидения, чтобы и не читающие
газеты могли узнать о моих выступлениях. Мне показали зал, в котором мне предстояло давать свои
выступления. Для этой цели был выбран зал архангельского Дома Офицеров. До начала моих выступлений
для меня организовали небольшую экскурсию по местным достопримечательностям, и вот наступил вечер
моего первого публичного выступления. Выступление начиналось в семь часов вечера. В первый день зал
был наполовину пуст или наполовину полон, в зависимости от того, кому что нравится. Хозяин актового зала
объявил моё выступление, и я оказался один на один с залом…
У меня не было боязни сцены, точнее – уже не было. Хотя мне освобождение от оной далось не так просто.
В детстве, когда я совершенно не понимал того, что со мной происходит, мне приходилось весьма тяжело
каждый раз, когда мне приходилось выступать в присутствии людей для меня новых или плохо знакомых.
В своём классе, в котором я знал всех сокласников и учителей, я всегда чувствовал себя совершенно свободно.
Мог свободно отвечать любой материал и при этом никогда не испытывал проблем с изложением своих мыслей.
Но… стоило появиться в классе новому для меня человеку и моё красноречие … «куда-то» исчезало. Когда
учителя вызывали меня к доске при проверке уроков завучем, например, я начинал мямлить и «блеять»
что-то несуразное. Я как бы «проглатывал» свой язык и ничего путного сказать не мог, хотя прекрасно знал
материал урока. Когда я чувствовал на себе чужой для себя взгляд (к одноклассникам и учителям я уже привык),
то под этим взглядом я начинал себя чувствовать как-то неловко. Мне была непонятна природа этого чувства,
и я, начиная краснеть, начинал обсматривать себя на предмет всё ли у меня в порядке. Застёгнуты ли пуговицы
там, где им положено быть застёгнутыми, все ли у меня ботинки одного цвета и т.п. и т.д. И каждый раз у
меня было всё в порядке, и, тем не менее, странное и непонятное для меня чувство какой-то неловкости не
покидало меня, и я не был в состоянии правильно связать даже пару слов.
Это странное состояние всегда меня возмущало, я видел удивлённые и непонимающие глаза учителей,
которых я уважал, но ничего поделать с собой не мог. И в один прекрасный, а может быть и не очень, день,
который в принципе ничем не отличался от других, я для себя сказал, что подобное больше не должно
повториться. Конечно, это не значит, что у меня всё в одно мгновение ока стало в порядке, что я уже на
следующий день мог свободно чувствовать себя, выступая перед новыми для меня людьми. Конечно же, нет.
Это означает только то, что я в подобных случаях собирал свою волю в кулак и не позволял непонятной для
меня растерянности овладеть мною. В детстве я не понимал природу этого явления, только когда уже стал
осмысленно познавать природу, я понял, почему у меня возникало это странное чувство.
Всё дело в том, что каждый человек, понимает он это или нет, влияет на любого другого человека, с
которым беседует или даже просто стоит рядом. Особенно это влияние усиливается, если человек
концентрируется или сосредоточивает своё внимание на ком-то конкретно. Именно поэтому на выступающего
обрушиваются взгляды тех, кто его слушает. Они в принципе бьют выступающего, как плетью, и если человек
достаточно чувствителен, он будет реально чувствовать взгляды других, как удары. Особенно, если мысли
посылающих эти взгляды людей несут в себе отрицательную компоненту, или какой-то человек имеет мощное
поле от природы. И при этом совсем не важно, понимает ли это человек или нет, на уровне подсознания
происходит сканирование говорящего или находящегося в центре внимания. Именно поэтому достаточно
чувствительный человек будет чувствовать себя, как будто его мысленно «раздевают», и далеко не всегда
это «раздевание» связано с какими-либо сексуальными мыслями, скорей это можно назвать ментальным
«раздеванием».
Мы не понимаем, что, если мысленно сосредоточиться на ком-то, мы создаём вполне материальный
мысленный поток, направленный на интересного нам человека. Я всё это понял гораздо позже, но чувствовал
это на своей «шкуре» весьма ощутимо каждый раз, когда, по тем или иным причинам, вольно или невольно,
оказывался в центре внимания. Когда со мной такое происходило, я чувствовал разочарование в себе и
возмущение оттого, что я не смог справиться со своими ощущениями и из-за этого выглядел смешным и
неуклюжим. А мне это, как и любому нормальному человеку, очень даже не нравилось. Я порой злился на
самого себя, именно на себя, а не на ситуацию, в которой я выглядел смешно. Может быть другие и не
видели этого и не думали именно в этом ракурсе, но я думал именно так.
Первыми моими победами было то, что я научился очень быстро отключаться от внешнего мира и
сосредотачиваться на том, что я должен говорить. Я по-прежнему не любил публичных выступлений, но
уже мог преодолеть необъяснимое для меня в то время состояние и более-менее слаженно передавать
свои мысли. Это не означает, что я не реагировал на ментальные удары аудитории, я всегда очень сильно
волновался перед каждым своим выступлением, но необходимость толкала меня к тому, чтобы заставлять
себя преодолеть это весьма неприятное состояние. И это не касается выступлений на сцене, а только на
уроках и собраниях.
А к сцене… я относился, как бы это сказать, с некоторой предубеждённостью и старался на неё не
попадать без крайней необходимости. И в детстве я пытался избегать сцены в любом варианте её применения.
И делал для этого всё, что было возможно. Помню, как один раз, когда уже был в седьмом или восьмом
классе, нас всех согнали в актовый зал школы и начали прослушивание для хора. Само прослушивание
немного напоминало ситуацию из легенды об Одиссее, когда он с товарищами оказался запертым в пещере
людоеда-циклопа. Ослеплённый Одиссеем циклоп, выпускал из пещеры своих овечек, ощупывая каждую
перед тем, как выпустить. Одиссей придумал набросить на себя и товарищей овечьи шкуры и таким образом
выскользнул из лап циклопа-людоеда. Так вот, ситуация в школьном актовом зале в некоторой степени
напоминала эту легенду.
Единственным способом, каким можно было покинуть этот зал и пойти домой, было прослушивание.
Мне жутко не хотелось проходить прослушивание, но делать было нечего. Один за другим мои школьные
товарищи покидали актовый зал. Кого-то «забраковывали», кого-то записывали. Мне очень не хотелось
попасть в список отобранных и пришлось по ходу дела придумать для себя «овечью шкуру». Когда очередь
дошла до меня, я с обречённостью двинулся к пианино. Молодая женщина, которая проводила прослушивание,
наиграла аккорды и попросила меня пропеть ноты. Я сделал, что меня просили, и тут меня осенила одна
спасительная мысль! Когда для меня проиграли очередной аккорд на тон выше предыдущего и попросили
спеть ноты, я пропел в той же тональности, что и в первый раз. Это почему-то очень расстроило молодую
женщину, и она ещё раз попросила меня попытаться спеть в нужной тональности. И я… вновь спел ноты,
как и в первый раз.
Помучившись со мной несколько раз, она с досадой сказала мне, что у меня может быть единственный
бас такой силы на всю страну и попросила меня ещё раз пропеть ноты в другой тональности. И я с
прискорбной физиономией пропел всё в той же тональности, что и в первый раз. И добился своего…
меня с досадой отпустили на все четыре стороны, и я, довольный своей выдумкой, понёсся домой. Мой
трюк заключался в том, что я прекрасно мог повторить всё в нужной тональности, но, понаблюдав за
несколькими прослушиваниями своих одноклассников, я понял, что отсеивают всех тех, кто не может
повторить в нужной тональности. Давать «петуха» преднамеренно мне не хотелось по той простой причине,
что со стороны это выглядело очень уж смешно, а мне самому очень уж не хотелось выглядеть смешно.
И поэтому я решил петь всё в одной тональности – никто не смеялся, и я добился желаемого результата.
Я всеми силами пытался избежать ситуации, в которой я должен был бы оказаться на сцене. Но мне этого
не удалось.
Самое смешное, что ситуация повторилась практически та же самая, только уже когда я стал студентом
первого курса харьковского университета. На этот раз меня «поймали», и меня в очередной раз «подвело»
моё слово. Если я давал своё слово кому-нибудь – я его всегда выполнял, несмотря на то, чего бы мне это
ни стоило. Данное моей маме слово не снимать корректирующие очки в детстве, стоили мне лопнувшей
мышцы правого глаза, о чём я уже писал ранее. Конечно, я старался не «разбрасываться» своим словом,
зная, что должен буду потом его выполнять. Поэтому я обычно не спешил давать слово или принимать
решение, стараясь максимально взвесить все положительные и отрицательные стороны своего решения,
прежде чем я делал выбор или давал своё слово. Для примера, могу привести своё одно решение…
В детстве я увлёкся с головой чтением. Прибегая домой после школы и быстро сделав домашние уроки,
я хватал очередную увлекательную книгу и погружался с головой в очередной приключенческий или
фантастический роман (я очень много читал и по истории, биологии, географии, и многим другим
направлениям). Конечно, меня особенно захватывала фантастика! Так вот, я очень любил читать книгу и…
грызть подсолнечные семечки. Конечно, когда ты читаешь и одновременно грызёшь семечки, половина
шелухи оказывалась в моём желудке. Как-то раз моя мама сказала мне, что если я так и дальше буду глотать
шелуху семечек, очень скоро мой аппендикс забьётся шелухой от семечек и тогда его придётся удалять.
Мне очень не хотелось потерять свой аппендикс, и я решил заняться решением этой проблемы пока
ещё не поздно. Я попробовал сначала очистить все семечки от шелухи, чтобы потом уже бросать во время
чтения уже очищенные семечки. Я добросовестно несколько раз садился за очистку семечек от шелухи,
но «почему-то», когда я начинал читать, очищенные семечки заканчивались очень уж быстро. Немного
помучившись с этим, я принял для себя решение. Если книжки и семечки несовместимы или у меня их не
получилось совместить, тогда я выбираю книги… и с того дня до сих пор ни разу не грыз более семечек!
И не только при чтении книг – не грыз вообще! Плохо или нет – такой у меня характер. Так вот, мой
характер меня периодически подводил…
Как-то раз в нашу аудиторию зашла молодая женщина и объявила нам всем, что после последней пары
мы все должны быть в такой-то аудитории. Мы все только недавно стали студентами-первокурсниками,
мало что знали, ещё с большим трудом ориентировались в коридорах огромного харьковского университета,
и, ничего не подозревая, мы все «припёрлись» в указанное место. В той аудитории стояло пианино, но
нам всем это ничего не говорило. Через некоторое время появилась та же молодая женщина, что сделала
нам объявление, с каким-то мужчиной. Она представила нам его, как руководителя хора нашего университета
и сообщила о том, что он проведёт прослушивание всех нас, чтобы отобрать людей для хора. Мы все
поняли, что «вляпались», но деваться было некуда. Я уже подружился с одним парнем из нашей группы,
Михаилом Тёмным, и ни ему, ни мне не хотелось идти первыми на прослушивание. А когда прослушивание
началось, то, по крайней мере, мне расхотелось прослушиваться ещё больше. Первыми пошли парни из
нашей группы и, услышав какие «трели» они выдавали, изображая пение, практически все покатывались
со смеху. Смеяться над другими хоть и нехорошо, но когда смеются над тобой – тогда ещё хуже.
Короче, скоро кроме меня и Михаила парней не осталось, и девчонки нашей группы с вопросом в
глазах уставились на нас с ним. Ничего не оставалось делать, и мне пришлось идти на прослушивание во
второй раз в своей жизни. «Блеяние» моих однокурсников было очень смешным, но мне самому становиться
очередным «блеющим» бараном «почему-то» не хотелось. Тупо повторять всё в одной тональности мне
тоже не хотелось, как это я проделал во время своего первого прослушивания, и поэтому я решил
постараться пройти это испытание, не уронив своего достоинства, как я тогда думал.
Продолжение следует...
Скачать себе текст книги безплатно (841 кБ) – About.zip
Приобрести качественно изданные и недорогие книги Николая и Светланы
Левашовых можно в Издательстве «Золотой Век»
и у его партнёров...
|